Кто-то шагает по ней, держа над головою факел, Кто-то крадется, зажав в ладони горстку золы. Кто держит оружие - с намереньями благими, Кто с черною мыслью несет охапку цветов.
Ашгабат, 1980
МЕТАМОРФОЗЫ (подстрочный перевод автора)
Ты пришла - эту землю стало не узнать. Ты пришла - я гением не сделался едва. Ты пришла - так легко стало на душе, что всполошился не на шутку: что за Рай такой, коль так просто попасть? Ты осенью пришла, когда матушка-Земля наполнила подол себе мокрый опавшею грустной листвой. ... Дали ордер нам с тобою от квартиры в Раю. На радостях про ключи забыли, вот уж поистине, не пустили грехи. И вот стоим - вроде бы рядом, а дальше - не бывает. Так насюсюкались, так начирикались, что на прощанье не осталось слов. Мы расстаемся тихо, молча, как расстаются тело и душа. Что за сила, что свела нас, да связать напрочь не смогла? То не могли друг на друга наглядеться, в глаза не можем теперь взглянуть. То не было сил, чтоб разъединить нас, теперь нет сил, чтобы удержать. Всю радость с собою уносишь, ничего, я сильней, оставь мне печаль. Счастье двоих - не имущество общее, его не разделишь пополам.
Улыбка радости - не в паспорте штамп, чтоб стереть ее, не нужен нарсуд*. Не потому мне больно, что грустно, а потому, что и тебе не веселей. ... Наверное, лишь матери так сильно грустили, единственного сына провожая на фронт. А мы и в бой не идем, и не провожаем, мы - герои в постели, дезертиры в любви... Эти звезды ночные, эти звездные ночи, эти люди, город, улицы, дома - разделяют меж собой то, что мне не досталось, разделяют любовь мою. И схоронят в себе. А я уйду. Пойду по белу свету, уйду, как Лир от трона, из твоей судьбы... Не потому мне больно, что не сложилась песня, а потому, что другой - не сложить.
Москва, 1982
* Нарсуд - народный суд
НЕДОРАЗУМЕНИЕ (подстрочный перевод автора)
Наступил час такой - я остался один. Не оказалось рядом ни близких, ни друзей. Задвинул я шторы, захлопнул окно. И вырвался вопль истошный из груди моей.
Так закричал я, Боже, кусая подушку! Так, что сам оглох от бешеного крика. Прохожие за окном сновали как прежде, Ни один не услышал. Никто не пришел.
Обзвонил всех многочисленных друзей: у кого-то дела срочные, кого-то дома нет. Словно собачка, брошенная в горящем доме, очумевшее сердце заметалось в груди.
Я снова закричал, повернувшись к окну: Ну неужели никому нет дела до меня?! ... И услышал чей-то недовольный голос: "Гляди, там кто-то бесится с жиру..."
Ашгабат, 1985
* * * (подстрочный перевод автора)
Если одна твоя улыбка, одно слово, взгляд один могут кого-то осчастливить; если кто-то, услышав твое "нет", лохмотья дервиша напялив на себя, может уйти в горы иль пески; если кто-то, лишь взглянув на тебя, излечиться может от болезни вмиг; если кто-то в тяжелую минуту обратится не к Богу, а шепнет твое имя; если кто-то на дыханьи последнем, как погибающий от жажды путник, доползет до тебя...
если ты и после всего этого сможешь уйти, отрезав "нет", - ты очень долго проживешь, боготворя и любя себя. И, схватившись за сердце, ты никогда не упадешь. Счастье в любви - слепой жребий, выигрыш выпадает лишь раз. Ты, может, даже не поседеешь... Но никто тебе никогда не ответит: Ради чего ты жила? Для кого?
Ашгабат, 1985
ЮБИЛЕЙНОЕ
Можешь писать письма по всем земным адресам, но без адреса - обратного - своего. Можешь пролетать над крышами всех земных городов, собственную не имея над собой. Можешь стучать во все двери земные, но своим ключом не открыть тебе ни одной. Можешь грустить о смерти, но чуть-чуть, не сильно, поскольку жизнь тебя особо не радует.
Все равно где нибудь тебя в землю положат, и тогда... Вот тогда вся она будет твоя.
... А на каком языке, чьими буквами будет молчать о тебе могильная плита?
Стокгольм, вилла Бергсхуддан, 06.12.1995
НЕ ЦАРЬ, НО ЭДИП
Наемные насильники обесчестили мою Родину-мать. И такие пошли выродки, что самой ей не узнать. Дебилы. Манкурты. Черви, копошащиеся в земле. Сам Эдип был выкормлен все в том же Кремле, - откуда в масках, с топорами расползались палачи, озираясь по сторонам, аки тать в ночи, - урвать, забрать, отнять, запретить, наказать, не пущать, напужать, отказать, не давать... Держа в одной руке пряник, другой - поигрывая кнутом, в санитары себя превратили, а страну - в дурдом. Но санитар ведь не врач, он страшнее больного! Бьет, как прожектор, в глаз блеск наручника стального. Пряники кончились. Лишь кнут, как пуля, свищет! Туркмен уже не правды - кусочка хлеба ищет. Но народ мой терпелив, он МОЛЧИТ РЕШИТЕЛЬНО. Он в рубашке родился. В рубашке смирительной.
Стокгольм, 12.12.1995
ОБЫВАТЕЛЬ ЗАДУМАЛСЯ!
Придавила власть к земле. Стал я ниже ростом. Мне душу вывернув, надели, как берет. В собственном доме превратили в гостя. Пришел в гостиницу. Прогнали: "Мест нет!"
Стокгольм, 12.12.1995
Дерзкое дополнение к В.И.Далю
"Жена в жизни мила лишь дважды бывает: Когда войдет невестой; когда к Богу уйдет". ... Рыба только на суше рот открывает, Женщина лишь под водой закрывает рот.
Стокгольм, 12.12.1995
АПТЕКА ЗАКРЫТА...
Дюже пугаясь небесного царства, ну а земные пытаясь сокрушить, от сердца глотаем разные лекарства... Но не бывает таблеток от... души.
Стокгольм, 12.12.1995
СКРЫТОЕ НАБЛЮДЕНИЕ
Богов поделили. Мне достался Аллах. И его потерял, покинув отчий дом... Лишь песни звучат на разных языках, Плачут все люди на одном.
Стокгольм, 12.12.1995
Богу - шепотом. Нет - про себя.
Долго искал бумагу. Ручку - дольше вдвойне. Сел и жду. Напрасно. Ни Пегаса. Ни Музы... В другой раз ничего не суй в руки мне, Избавь - Ты же можешь! - от этой обузы.
Стокгольм, 12.12.1995
СЛЮССЕН. КАФЕ "СТРЕММЕН"
На головке - каскады Ниагары, В глазах - что там искры! - фейерверк! Как выдерживают эти изящные ушки пару чуть ли не церковных колоколов? Видно, как струится красное вино сквозь матовую, лебединую шейку, едва ли от которой ноги не росли.
Я тебя глазами, наверно, пожирал, поскольку нетронутой осталась тарелка. Ты встаешь, улыбаешься, так плавно, как в честь победителя поднимают флаг. И говоришь мне: "Оденьте меня, пожалуйста, - мне надо пойти и позвонить". А я ни хре... Извини, ничего не понимаю, как дурак на заборе, счастливый сижу! Зачем-то киваю, благодарю за что-то, мог бы и улыбнуться, да зубы не все...
Все испортил ненавистный телефон! Ты вернулась другая. Может, это не ты? Злого обидчика увидеть захотелось: то ль сказать "спасибо", то ли морду набить. Теперь ты так сидела... Нет, тебя уже не было... Ненавижу бармена с его исправным телефоном!
... Плетусь домой, - к вечному глупому вопросу: "Почему так поздно? Где ты был?" Где был - не важно. Но - почему так поздно? Вопрос-то, согласитесь, не так уж и глуп.
Стокгольм, 13.12.1995
ВНОВЬ В "СТРЕММЕНЕ", ТЕПЕРЬ УЖЕ С ХОКАНОМ
Страшно, когда чьи-то останки валяются в болотной траве. Страшно, когда в городе танки, и дубинка пляшет по голове.
Страшно, когда мужчина жалок, А женщина-гладиатор рвется на ринг. Когда в кювете Эпохи пылится держава, как слетевший в пьяной драке парик.
Страшно, когда по телу дочери нежно - ботинками! - гладит ОМОН. Страшно, когда за хлебом очередь, а на светских тусовках жиреет бомонд.
Страшно, когда вверх взмывают палки, ну а власть ныряет головою в песок. Когда люди, как крысы, ищут на свалке демократию - ну хотя бы кусок!
... Другу моему, шведу, понять все это сложно, он кричит, позабыв, что мы тут не вдвоем: "Но ведь так жить страшно! Так жить невозможно!" Милый мой, а кто тебе сказал, что мы - живем?!
Стокгольм, 18.12.1995
СОВЕТ ПОЛИГЛОТУ
говори говори на чужом языке на любом но пой пой только на своем не понявший быть может захохочет кто поймет тот заплакать захочет матерись на своем подерись на чужом руби круши на своем люби на любом чужом но только не ври и не проси ни на каком
Стокгольм, 21.12.1995
ДЕПРЕССИЯ - ДИТЯ РЕПРЕССИИ?
Распихивая друг друга локтями, (чтобы втиснуться в слова), буквы ложатся на бумагу неуклюжие, тяжело, как проклятья на невинную голову. Боже, как трудно писать! Голова ушла в бессрочную забастовку. Только желудок никак не объявит голодовку. Чем отличаются руки от ног, если в них не скрипит перо и начисто стерта линия жизни? Душа спокойна, как женщина после родов. Но очень трудно писать. От долгого молчанья ржавеет голос, и покрывается трещинами, как азиатские солончаки, заскучавшие по конским копытам. Тема для поэзии неисчерпаема! Но стихов больше, чем тем, но поэтов больше, чем стихов. О, если бы всем им было так трудно писать! ...Женщинам все так же трудно рожать, особенно - Поэтов.
Стокгольм, 27.12.1995
* * *
я приготовил слова какими буду тебя встречать я отрепетировал вопли какие исторгну при встрече с тобой я припрятал деньги что останутся даже после того как кончится бензин у такси я и ложе царское постелил правда сам пока лежу рядом на полу дело осталось за самым малым вот еще бы и тебя встретить
Стокгольм, 05.01.1996
* * *
Жизнь потерпела катастрофу. И годы лежат - вдоль линии судьбы - как опрокинутые вагоны. Уцелевших нет. Да и жертв что-то не видать. Наверное, я поехал не туда.
Стокгольм, 05.01.1996
* * *
Если на том конце провода быстро сняли трубку, - это еще не значит, что ждали вашего звонка. Не орите, пожалуйста, в трубку. И, ради Бога, не скулите: там, быть может, ребенок родился, или, не дай Бог, покойник лежит.
