Ш И Р А Л И

Туркмен в Швеции. Часть 1 (01.08.01) и Часть 2 (09.08.01)

Тенгиз Гудава беседует с туркменским поэтом-изгнанником Ширали Нурмурадовым.

Тенгиз Гудава:

Туркменистан, как мы помним, был самой южной землей Советского Союза. А Швеция - на севере.

В Туркменистане чудовищная жара и Туркменбаши с букетом авторитаристских изысков. Швеция - страна нашей мечты, где, якобы, капитализм гармонирует с социализмом и у гибрида очень человеческое лицо, хотя и нордическое.

Есть человек, в котором эти два полярно противоположных начала судьба пытается связать узлом. Человек этот - туркменский поэт и диссидент, что вероятно одно и то же, политический беженец Ширали Нурмурадов:

Он гость нашей передачи.

Ширали Нурмурадов:

Географию я знал на отлично, и меня можно было разбудить среди ночи, и столицу любого государства я мог назвать с ходу. Но только Стокгольм мне никак не давался. Но судьба так распорядилась, что я скоро уже, наверное, забуду, как звучит слово Ашхабад, а Стокгольм врезался, и просто...

Тенгиз Гудава:

Как ты попал в Швецию?

Ширали Нурмурадов:

1990-й год - когда второй арест в жизни произошел, когда меня сняли с поезда в Чарджоу, и там суд был надо мной, можно себе представить, какой суд. Из "Мемориала" приехала Марина Румшиская с Сашей Черкасовым, и они написали хороший материал в журнале "Новое Время". И вот, шведский ПЕН - там тогда была женщина, Карола Ханссон, она была вице-президент шведского ПЕН-клуба, и вот они меня приняли в почетные члены шведского ПЕНа. Я ближе познакомился с моим будущим переводчиком, живым шведским классиком Хансом Беркегреном, в 1995-м году мне была присуждена премия имени Курта Тухольского - международная литературная, этой премии, кстати, был удостоен и Вацлав Гавел - нынешний президент Чехии, и Салман Рушди - это очень престижно. Я так и не понял, за какие такие заслуги мне дали такую премию. Но с их помощью, когда я в третий раз был арестован в Москве в 1995-м году, и когда КГБ уже вышло на мой след, шли торги о выдаче меня в Туркменистан, они сказали, что "Тучи настолько сгустились, что тебе надо вырываться отсюда"... И в один день они сделали мне все - визу и билет на самолет, и паспорт, и все прочее, и 26 октября атташе шведского посольства сел со мной в самолет - самолет был шведский уже, когда в воздух поднялись, он сказал: "Теперь тебе ничего не угрожает, можешь заказать себе виски, купить, и, в общем - все, ты на свободе"... Через три месяца будет 6 лет, как я в Швеции. 50-тилетие мое в Доме художников в Стокгольме было отмечено с такой помпой - я просто не мог спокойно это все воспринимать. Когда в чужой стране тебе уделяют такое внимание, и весь свет, и вся элита шведской интеллигенции, литературы, искусства, люди, которых я никогда в жизни не видел и ничего о них не знал, и они обо мне не знали, но вот, как-то в один вечер, там сотни людей собралась в огромном Доме Художников, и они пели свои песни, как желают там - многие лета, всякие блага. И когда они узнали, что моя дочь - она же со мной была арестована, ОМОН же нас брал, спецназ, это просто, я не знаю, по 6 человек на каждого налетели, нам с ней досталось... И когда вот они узнали, что она в Москве и тоже ждет выезда в Швецию, и денег нет на билет, тут же какая-то коробка из под вина была пущена, как шапка - по кругу, и набрали они 13 тысяч шведских крон... Нет, конечно, это было невозможно спокойно пережить. Она привезла мой дутар из Москвы, потому что мне не до дутара было...

Тенгиз Гудава:

Поясни, что такое дутар?

Ширали Нурмурадов:

Дутар - это национальный туркменский музыкальный инструмент. Дутар - это означает две струны. И вот как мой друг Андрей шутил в Стокгольме и говорил: "Одна палка да струна, я хозяин вся страна". Конечно, я ему прощал, он из дружеских побуждений так шутил. И даже, когда я по Швеции - меня приглашали в разные города, и я играл на дутаре, не пел, правда, моим голосом, конечно, как Сергей Довлатов говорил: "С такой рожей из дому не выходят", - с таким голосом не поют, конечно... А где туркмены собираются, слушают, понимают, я там не играю, конечно. Я так, для себя, дома, а шведов могу развлечь в течение нескольких часов.

Тенгиз Гудава:

Ну, для них это, наверное, была невероятная экзотика...

Ширали Нурмурадов:

Да, но с этим дутаром что произошло на таможне - я не знаю, это было ужасно, ее держали там больше часу, этот дутар занесли куда-то, пропускали через машину, на свет, собака нюхала, собирались пилить уже там. Она говорит: "Это инструмент, Боже мой, видите, струны и все..." В общем, кой-как она протащила этот дутар и привезла мне... Когда я приехал сюда, как Ханс сказал, у меня действительно получился культурный шок, что я из каракумских песков к этому морю, где вода кругом и лед. Вот я написал белый стих: "Разговор с голубоглазой блондинкой", - имеется в виду, конечно, Швеция:

"Ну что ты смотришь на меня с неподдельным ужасом, словно я закурил в приемной поликлиники? Иль будто в автобус без очереди полез. Успокойся, шярэ фрекен, не судьбу свою я приехал устроить, и не покой твой вековой нарушать. Мы разные. Я вижу, я в очках. Мы похожи с тобой как манат и крона, как саксаул и сосна, как полумесяц и крест. Ну что тут поделаешь, если я целых полвека не мог покидать пределы родины, и вот - покинул. Да вернуться теперь не могу. Если я приехал из страны, где убивают своих, в страну, где спасают чужих, из страны, где взрослые беззащитны, как дети, в страну, где ребенок - святая личность. Из страны, где говорят, что женщина тоже человек, в страну, где думают, что мужчина тоже человек. Не гляди на меня так, снелла, как мои далекие предки глазели на твоих викингов, плывших по моему Каспию. Вся трагедия в том, обрадуюсь ли я, если ты меня оставишь, огорчишься ли ты, коль я и здесь не задержусь"...

Это было как-то мое первое восприятие Швеции, потому что, не дай Бог, там в автобус полезешь без очереди, или в поликлинике - даже достанешь сигарету, не закуришь, это, конечно... Поэтому для меня вот это было после штурма ашхабадских автобусов, после курения, чуть ли я не знаю где... Вообще, две большие проблемы в Стокгольме - табак и алкоголь.

Тенгиз Гудава:

Какие проблемы с табаком, допустим?

Ширали Нурмурадов:

С табаком проблема в том, что он очень дорог - 4 доллара одна пачка.

Тенгиз Гудава:

А алкоголь тоже дорогой?

Ширали Нурмурадов:

Алкоголь тоже очень дорогой, и к тому же я немножко возмущен, конечно, это между нами, мы так привыкли - в рабочие дни люди работают, а в праздники пьют и выходные...

Тенгиз Гудава:

Культурно отдыхают...

Ширали Нурмурадов:

Ну да, будем говорить так. А там в рабочее время магазины открыты - до 6, до 7, но открыты, а в выходные, праздники они закрыты. Понимаешь, я никак не могу вот...

Тенгиз Гудава:

Логику понять...

Ширали Нурмурадов:

Да, значит надо идти в кабак или ресторан, а там в 4-5 раз дороже то же самое. Или люди с пятницы, с четверга закупаются на выходные дни. Вот такая проблема... Лучше не пить вообще...

Тенгиз Гудава:

... Ширали Нурмурадов - член шведского ПЕН-клуба и лауреат международных премий. Он достаточно долго жил в Москве и органически влился в ее литературную среду, определившую особый, вненациональный облик поэта-бунтаря. Несколько раз Ширали арестовывали, а на родине поэта - Туркменистане - преследуют даже за чтение его стихов...

Ширали Нурмурадов:

Для человека, допустим, из Средней Азии или с Кавказа вот обидная такая вот ситуация, что как бы матриархат в стране. Допустим, все счета приходят на мое имя, а пособие, как я называю - "подачка Йорана Перссона", раз в месяц - это приходит на имя жены. И пока она не соизволит пойти на почту получить эти деньги - ты сидишь, ждешь, не можешь даже счета оплатить... счета бы тоже направить на ее имя - Боже мой, нет! Потом, язык - представь себе, по злому розыгрышу друзей ты попал на чью-то чужую свадьбу, ты никого не знаешь, ни невесту, ни жениха, и вдруг тебе дают слово, тебя разыграли, но ты не знаешь, что говорить там. Вот такая же ситуация - ходить без языка вот в чужой стране - это страшная проблема, страшней проблемы я не знаю, не может быть.

Тенгиз Гудава:

А ты пытался этот язык изучить или он не поддается изучению?

Ширали Нурмурадов:

Знаешь, я пять с половиной лет хожу в эту школу и изучаю один и тот же язык. Пять с половиной лет! Как бы раньше я говорил, что я, допустим, как собака - понимаю, но говорить не могу, но теперь немножко объясняюсь. Потому что первое время было страшно даже в магазин зайти, купить что-то. Слава Богу, сейчас мне помогают, допустим, вот мои переводы, небольшие, правда, подборки стихов, рассказы какие-то, публицистика - все это переводится, и потом я сравниваю свой текст, и тогда улавливаю больше смысла, это мне дает гораздо больше, чем эта школа, в которую я, допустим, два раза в неделю хожу. А что мне это может дать, если, допустим, дома у меня дети мои говорят на русском, телевидение на русском языке, газеты покупаем на русском языке...

Тенгиз Гудава:

То есть, вы перенесли туда Россию...

Ширали Нурмурадов:

Ну вот, что делать, Туркменистан далеко...

Тенгиз Гудава:

А туркменоязычные, наверное, вот попадаются тебе туркменоязычные издания?

Ширали Нурмурадов:

Есть ребята, которые живут в Швеции, Норвегии, в Финляндии, но они как бы работают каждый сам на себя. Никак они не могут собраться и вот допустим что-нибудь солидное, вместе - вот никак не получается у них

Тенгиз Гудава:

Туркменам, значит, не удается в эмиграции вот собраться и хотя бы издавать что-то?

Ширали Нурмурадов:

Никак...

Тенгиз Гудава:

Ученые, так сказать, такого вот элитарного интеллектуального уровня - почему?

Ширали Нурмурадов:

Иногда знаешь, Тенгиз, зависть берет, вот когда смотришь, из других стран люди выходят - они как-то находят друг друга, сближаются там, сжимаются в единый кулак, что-то делают, понимаешь, если что-то там не так... В стране, когда хорошо - конечно, никто не уходит оттуда. Но у нас вот, почему-то, немножечко всех, если послушать - у всех, значит, цель такая - объединиться и что-то улучшить, там, жизнь, страны, народа, у всех вот, казалось бы, благая цель, и никак не получается вот...

Тенгиз Гудава:

Ну, я могу сказать, что это на словах, в основном, потому что на деле в эмиграции, в особенности, и вообще в политэмиграции тоже, к сожалению, вот это разделение среди эмигрантов ужасно - "два человека, три мнения". Это, увы, клеймо и бремя эмиграции, я считаю...

Ширали Нурмурадов:

Есть пословица русская, и в каждом народе это, наверное, есть: "Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит". Я при первой возможности уеду на родину. У меня были другие приглашения, возможности остаться, даже в Польше, я встречался с самим Квасьневским в 1999-м году, но поскольку эта страна вытащила меня из лап верной гибели, и моральной, и физической, и не знаю какой еще, я этой стране -Швеции - в любом случае благодарен, и буду сидеть там до тех пор, пока у меня не появится возможность поехать в Москву хотя бы...

Тенгиз Гудава:

Да, ты же московский человек во многих смыслах

Ширали Нурмурадов:

Да, но последний же раз меня уже в Москве брали... У них даже и руки - даже говорят сюда выходил Интерпол в 1995-м - 1996-м, не только в отношении меня - нас же несколько семей было, и шведы вроде отослали товарищей назад. Сказали: "Мы знаем, кто государственный преступник, мы с таким трудом этих людей вытащили не для того чтобы - "отдавать для исполнения приговора", - даже была такая фраза там, понимаешь...

Тенгиз Гудава:

Ширали - Швеция, часто говорят, что при всех своих прелестях это страна такая стерильная - есть такое мнение. Вот у меня один друг, один эстонец, кстати, горячий эстонский парень, он переехал как-то из Швеции жить в Баварию, в Мюнхен, так вот, он восхищался Мюнхеном, Баварией как невероятно темпераментной страной и он, эстонец, говорил, что не может жить в Швеции потому, что там слишком холодно, стерильно, нет совершенно никакого темперамента, вот его выражение было, что там даже нет преступников

Ширали Нурмурадов:

Даже если они появляются - не потому что знаешь, они там голодные или бедные, а вот, как говорится, с жиру бесятся - вот такие преступления...

Тенгиз Гудава:

И в то же время, Туркмения, так сказать, жара и избыток всевозможных эмоций, да и Москва, в которой ты немало пожил, тоже город весьма и весьма энергичный, интенсивный, бурный - как все-таки это сочетание произошло? Глядя на тебя, я могу сказать, что "ну вот, внешне все нормально", - я имею в виду внешне в психологическом плане, но трудно было вообще вот так смириться?

Ширали Нурмурадов:

Да, конечно, Тенгиз, это - знаешь, эта видимость дается очень тяжело. Но опять-таки, понимаешь, как тебя вытащили и как тебя приняли, и сколько на тебя потрачено нервов и времени, и все это помнишь, и как-то, знаешь, стараешься не замечать... Как говорил товарищ наш олимпийский борец непобедимый Карелин, как-то его приглашали в Швецию работать - он говорил: "Ну, там, я не знаю, замороженная страна, там после 9 вечера никто в гости не ходит". Это конечно - после 9 вечера даже и звонить не принято, если это не близкие какие-то друзья или знакомые, или по работе, да и раньше 9 утра тоже беспокоить, там, громыхать, мусоропровод - это все, да, соседи... Но как-то вот знаешь, есть у меня там диаспора, как нас там называют "совковая", ну, пускай, будет совковой, ну что теперь, ну что поделаешь... Боже мой, как мне однажды жена заявила: "Мы теперь не в Туркменистане", мол. Я говорю: "Ты знаешь, я могу поменять 10 стран и останусь тем же ашхабадским парнем, где бы я ни жил..."

Тенгиз Гудава:

Конечно, вот то, что ты говоришь - как себя повели шведы в лично конкретно твоем деле - это говорит о том, что все-таки слово "стерильность" как бы не очень хорошо подходит, они же добрые люди! Они же чистое добро в отношении тебя сделали...

Ширали Нурмурадов:

Да, есть такие шведы, какие дадут фору любому русскому. Я лично знаю, вот, допустим, Ханс Беркегрен - он много лет жил в Москве, работал на дипломатической работе, в посольстве, не важно, где он работал, а важно то, что он вот как думает по-русски, говорит по-русски, он пишет на обоих языках одинаково. Или - этот Хокан Юсефссон, который международный секретарь сейчас шведского ПЕН-клуба, он русские песни может петь - чуть ли не Шаляпина. Просто вот кампания собирается - он начинает петь песни, все русские или русскоговорящие в моем доме, просто сидят и ему в рот заглядывают, вот этому чистому шведу...

"В 1995-м году в декабре в стокгольмском ресторане "Стреммен" - это в переводе со шведского "течение", "волна":

Страшно, когда чьи-то останки
Догнивают в болотной траве,
Страшно, когда в городе танки,
И дубинка пляшет по голове,
Страшно, когда мужчина жалок,
А гладиаторша рвется на ринг,
Когда в кювете эпохи пылится держава,
Как слетевший в пьяной драке парик.
Страшно, когда по телу дочери
Нежно ботинками гладит ОМОН,
Страшно, когда за хлебом очередь,
А на светских тусовках жиреет бомонд,
Страшно, когда вверх взмывают палки,
А власти ныряют головой в песок,
Когда люди, как крысы,
Ищут на свалке демократию,
Ну, хотя бы кусок.


Другу моему шведу понять это сложно,
Он кричит, позабыв, что мы не вдвоем:
"Но ведь нельзя так жить, это невозможно"!
Милый мой, а кто сказал, что мы живем?

Тенгиз Гудава:

Все, наверное, заметили, что на недавнем саммите СНГ в Сочи не было двух президентов - Грузии (Шеварднадзе) и Туркмении (Ниязова). У Эдуарда Шеварднадзе "уважительная причина" - убийство журналиста Георгия Саная поставило страну на грань социального взрыва. Причина "неявки" Сапармурада Ниязова иная, скорее - "неуважительная": Туркменистан всеми силами пытается дистанцироваться от СНГ, впрочем, и от остального мира тоже. Почему?

Ответ тривиален: потому что в Туркменистане строится или уже почти построено заповедное общество в стиле "чучхе" и султанатов средневековья. Заповедники, как известно, нужно оберегать от посетителей и всяких охотников. Посему и стратегическая внешнеполитическая доктрина Туркменбаши - не впускать и не выпускать. Это стремление накинуть на страну паранджу называется "нейтралитетом".

Туркмен в Швеции, о котором мы ведем речь - известный туркменский поэт и диссидент Ширали Нурмурадов, от сомнительной чести носить подобную паранджу на уме и душе отказался. Шесть лет назад он попросил политическое убежище в Швеции и хотя жизнь в северной стране для восточного человека экзотична, выбора, похоже, у Ширали Нурмурадова не было.

Ширали Нурмурадов:


"Параллели"
Словно забытая лодка на цепи,
Покачиваясь в такт волнам,
На новом в жизни берегу
Сижу
И параллели привожу.
Слева плывут чужие корабли,
Справа, чинно и важно, родные верблюды.
Здесь земля утопает в немыслимой зелени,
Там, в моих песках, бедный заяц
Ищет на бегу хотя бы кустик,
Чтобы спастись от свистящей смерти над головой.
Когда шумная компания умолкает разом,
И вдруг за столом тишина.
Тут говорят: "Ангел пролетел",
Там - "Милиционер родился".
Здесь старые женщины
В упор меня не видят,
Там моя мать не видит никого,
Все глядит на дорогу,
Которая меня, авось, вернет.
Говорят, надежда умирает последней,
Но что это за надежда, если она все-таки умирает?
Я хочу туда, где давным-давно
На меня направлено черное дуло,
Но тут друзья меня так крепко в объятия зажали,
Что, ей Богу, не хочется эти руки разжимать.

Тенгиз Гудава:

Ностальгия - невольно мне почему-то это слово пришло в голову, когда я слушал твои стихи. Я не знаю, как тебе, мне, допустим, вот я уже 14 лет в эмиграции, снится один и тот же сон. Как будто я возвращаюсь - будь то Москва, Тбилиси, неважно, город нашей исторической родины. Все нормально, обычно иду по улице или где-то нахожусь, все прекрасно. И вдруг я начинаю сознавать, что вот я приехал, а уже отсюда меня ни за что и никогда не выпустят, и это начинается такой кошмар, что я просыпаюсь. Просыпаясь, я понимаю, что уже не существует Советского Союза, уже не то что выехать оттуда трудно, а попасть в эти республики намного труднее. Скажи, образ Туркмении, Туркменистана - как вот он тебе мыслится?

Ширали Нурмурадов:

Знаешь, у меня ностальгия по конкретным людям. Как вспомню, что со мной творилось, и не раз, как-то по стране, там, знаешь, по каким-то достопримечательностям, я не знаю, у меня нет... Вот помнишь у Бродского - "Из забывших меня можно составить город". А я вот недавно написал, что из тех, кого я потерял, можно составить кладбище. Туда входит и мать, и отец, и сестра... Мне осталось только приехать и обнять этого "великого Туркменбаши", и до смерти, наверное, зажать в объятиях... Все желают почему-то ему смерти. Я не хочу, я хочу, чтобы он жил, просто, чтобы с коня слез человек, понимаешь, не то, что с коня - с облаков спустился. На землю. Есть и такие люди - называют себя Богом - Боги на это могут и не обижаться, понимаешь. Да ну, называй себя кем хочешь, Боже мой...

Тенгиз Гудава:

Хотя это богохульство...

Ширали Нурмурадов:

Да, я знаю. Но надо просто немножечко, хотя бы, соображать, немножечко думать. Да даже не о нем речь, а о тех, кто его до такого состояния довел, кто сейчас... Литературы нет, понимаешь, нет, литературы нет, искусства, ничего нет в стране, ни художников, ни композиторов, все только о нем, все только о нем - ну нельзя же так. У тебя же дети растут - каким хлебом ты их кормишь, товарищ писатель? Я всегда, каждый день почти, говорю по радио и называю имена - ну стыдно же просто, стыдно, читать невозможно, ничего невозможно читать.

Тенгиз Гудава:

Ширали, ну, несмотря на то, что ситуация в Туркменистане сейчас самая такая "красочная", в отрицательном смысле этого слова, среди всех 15 республик бывшего СССР, все не вечно, как ты правильно говоришь, видно, когда-то это красочность тоже прекратится, пусть естественным даже способом... Ты вот веришь в силу возрождения Туркмении, вот туркменов?

Ширали Нурмурадов:

Ты понимаешь, настолько сейчас все заражено, загажено, за этот короткий срок, за 10-15 лет, что я боюсь, что его даже и не дадут снять, его же окружение, потому что они знают, что с ними будет, если кто-то другой придет к власти, хотя он их меняет как перчатки, никому не дает развернуться. У него есть одна фраза: "Я сделаю так, что туркмены в любом уголке земного шара смогут ходить с гордо поднятой головой", - грудь колесом и все прочее. Так дай на своей родине мне так ходить! На чужбине плевать - людям, стране, президенту, как я хожу в этой стране. Им нет дела до меня, допустим, если я что-нибудь не выдам на гора. А так живу там, Боже мой, ну, хожу, грудь колесом - ну и что, с гордо поднятой головой, но по чужбине, я хочу у себя, на родине...

Тенгиз Гудава:

В качестве фона к нашей беседе с Ширали, - выдержки из доклада московского правозащитного центра "Мемориал": "Начиная с прошлого года, - читаем в документе, - туркменские власти предпринимают беспрецедентные меры, направленные на ограничение свободы передвижения и резкое уменьшение числа иностранцев, посещающих Туркменистан или проживающих в этой стране. Государство стремится жестко контролировать любые контакты населения с иностранцами, опасаясь проникновения из-за рубежа "чуждых идеологий" и "нежелательных элементов".

26 января 2001-го года, выступая в Ашхабаде перед сотрудниками Комитета национальной безопасности Туркменистана, президент Сапармурат Ниязов с удовлетворением отметил, что в прошлом году были "арестованы и высланы из страны" 10 тысяч иностранных граждан, изъято "350 тысяч религиозных книг, несовместимых с нашим вероисповеданием", и около 80 тысяч кассет. Однако, "проделанная работа" не удовлетворила президента. Объявив об увеличении штатов КНБ с 1,5 до 2,5 тысяч человек, он призвал руководителей силовых структур к дальнейшему ужесточению контроля за иностранцами и усилению охраны государственной границы.

Туркменистан стал первым государством СНГ, заявившем о введении с июня 1999-го года визового режима для граждан бывших советских республик. Въездная виза иностранцам выдается только по специальному приглашению из Туркменистана. В конце июня 2000-го года было утверждено новое положение о въезде и выезде из Туркменистана иностранных граждан, предусматривающее выдачу приглашений на посещение Туркменистана только центральным аппаратом МИД и создание межведомственного компьютерного центра по учету въезжающих в страну иностранцев.

Въехать в страну по частному приглашению непросто. Некоторые жители Туркменистана рассказывали, что после попытки оформить приглашение для своих знакомых они были вызваны в КНБ, где подверглись угрозам и запугиваниям, после чего вынуждены были отказаться от своих планов.

Туркменистан последовательно сокращает объемы международных пассажирских перевозок со странами Содружества. В 1994-м году было отменено прямое железнодорожное сообщение с Россией и другими государствами СНГ, позднее прекращены все авиационные рейсы, вылетающие за рубеж из региональных центров. Весной 1997-го года были запрещены поездки в Узбекистан пассажирских автобусов.

Новой ограничительной мерой стал введенный в мае 2001-го года запрет на продажу за рубежом железнодорожных билетов до туркменских станций, через которые транзитом проходят узбекские и таджикские поезда (в том числе следующие в Россию)...

Продолжаем беседу с Ширали Нурмурадовым...

Хорошо, ты говоришь, не дадут его снять - время подойдет, когда, так сказать, его свыше уже снимут?

Ширали Нурмурадов:

Думаю, что начнется грызня...

Тенгиз Гудава:

Начнется междоусобица?

Ширали Нурмурадов:

Начнется грызня, потому что он сейчас так делает, что только-только видим, избавился туркмен от этой идеи клановости, и все прочее, но он так сейчас делает все в своей политике, что здесь текинцы, там емуды, какие-то там все...

Тенгиз Гудава:

Закладывает мины...

Ширали Нурмурадов:

Замедленного действия бомбу он закладывает очень глубоко, и она сработает. Потому что, допустим, ну, хорошо, ну 5 процентов, ну 10 процентов людей живет, может, припеваючи - дети в Америках учатся, все прочее, и там миллионы долларов и все, но 90 процентов-то сидит, ждет своего часа. Начнется же обратная волна какая-то, изольется страшная волна мщения, кто-то на соседа зуб точит, кто-то на брата, на отца, на сына... Я не знаю, вот это с годами сработает, и это будет самое страшное, потому что сейчас, хорошо, все говорят - ладно, у вас там войны нет, убийств никаких нет... Там столько убивают, что в иной войне не бывает и половины жертв...

Тенгиз Гудава:

Ну, хотя бы об этом никто не знает...

Ширали Нурмурадов:

Ну, так вот в Швеции разве знали что-нибудь, пока мы не приехали со своим горем и криками? Просто они, в первое время, я знаю даже женщину с двумя детьми - отправили куда-то дальше, не приняли. Сказали: "По нашим данным, у вас прекрасная страна - войны нет, и люди живут в избытке, в достатке".

Тенгиз Гудава:

Итак, въехать в Туркменистан иностранцу сложно. Теперь, что касается выезда из страны. В Туркменистане с советских времен сохранился разрешительный порядок выезда за рубеж. Гражданин не имеет права покинуть страну без разрешения государства, причем разрешение выдается на посещение конкретной страны на определенный срок.

За последние годы многие туркменские граждане, обучавшиеся за границей, были под теми или иными предлогами отозваны на родину. Недавно Ниязов потребовал от высших чиновников, чтобы их дети не обучались за рубежом, и чтобы они в период отпуска отдыхали не в других странах, а внутри страны - на побережье Каспия. Насколько известно, никто не решился ослушаться этих "рекомендаций" главы государства.

Встреча с иностранцем, посещение иностранного посольства или офиса международной организации нередко становится причиной вызова туркменского гражданина в КНБ. В отдельных случаях сотрудники КНБ требуют впредь согласовывать с ними любые контакты такого рода.

Международные телефонные переговоры с Туркменистаном прослушиваются КНБ и в случае "неправильных разговоров" нередко разъединяются оператором. Лица, допускающие критические высказывания в телефонных разговорах, могут быть вызваны для "профилактической беседы" в КНБ.

Переписка по обычной и электронной почте перлюстрируется - сказано в докладе правозащитного центра "Мемориал". Я же говорю - "советский заповедник".

Непросто и породниться со страной Туркменбаши. Власти Туркменистана всегда неохотно давали разрешение на регистрацию браков граждан своей страны с иностранцами. Регистрация таких браков в последние годы осуществлялась только Центральным ЗАГСом в Ашхабаде при наличии письменного разрешения заместителя главы городской администрации. В июне сего года президент Сапармурад Ниязов подписал указ, согласно которому иностранец, желающий вступить в брак с туркменской гражданкой, должен перечислить на счет государственной страховой организации специальный сбор в размере 50 тысяч долларов, а также владеть жильем на территории Туркменистана. Иными словами, о гареме не может быть и речи:

Ширали, ты согласишься: Швеция занимает в ряду всех западных стран, в менталитете советского или бывшего советского человека, какое-то особое место. Ну, такой миф был создан, что Швеция - это та модель, которая приемлема для нас...

Ширали Нурмурадов:

Ну да, шведский социализм, шведский стол, шведская семья...

Тенгиз Гудава:

Шведский социализм, лишенный вот, якобы, всех контрастов, свойственных капитализму, а вот именно хороший для переходного периода, тем более, что уровень жизни невероятно высок и прочее, и прочее... Вот такая шведская модель. Вот, пожив в Швеции - при всех своих чувствах благодарности к этой стране, скажи - на самом деле это для России и других бывших республик Советского Союза приемлемая модель, или это все-таки сугубо национальная, шведская?

Ширали Нурмурадов:

Я бы сказал, это просто, наверное, скорее всего, это чисто скандинавская модель, потому что я был и в Норвегии, и в Дании, и в Финляндии.... В Швеции как - вот за 200 лет только убийство Улофа Пальме, политических убийств нет, вот сотрясений никаких нет, но те страны, чтобы поднять до этого уровня... Да и нужно ли это? Как бы березу посадить в Каракумах или саксаул в Скандинавии, я думаю, на скалах этих,... Я думаю то же самое. Или будет нужен какой-то особый уход, особый рецепт, какая-то программа... Этой глубинке российской надо дотянуться хотя бы до Москвы, хотя бы до Питера, а там - смотреть дальше. А я уже не говорю там дальше о наших братьях...

Тенгиз Гудава:

Давай поговорим о творчестве, о твоих творческих планах.

Ширали Нурмурадов:

Нашелся издатель, и он сейчас выпускает сборник моих стихов на русском языке...

Тенгиз Гудава:

В Швеции?

Ширали Нурмурадов:

Да. Ну вот... До этого, конечно, выходили на туркменском, на русском, но знаешь, на уровне таком - чуть ли не кустарном, чуть ли самиздатовском. Как-то начали переводить мои стихи для самого крупного издательства в Швеции. Там, значит, когда Ханс Беркегрен около двух десятков перевел - с ним не заключали контракт, и у него руки опустились, и он мне говорит: "Ширали, я дальше не буду переводить, потому что они не заключают со мной контракт". И я полгода добивался ответа от редакции, от дирекции - да или нет. Потому что мой переводчик сидит, и у меня нет стимула делать что-то дальше. И вот через полгода мне удалось у издательства выцарапать, значит, ответ на русском языке - что "вот, у вас прекрасные стихи, переводы хорошие, но у нас не издаются даже классики с мировыми именами, вот, у нас не идет поэзия, если бы проза, публицистика, то, конечно, было бы другое, но стихи вы можете направить в редакции - газет, журналов, и все прочее". Я говорю: "Хорошо, спасибо", - как там у Марины Цветаевой, "Как вино надо"... Срок как-то выдержать, наверное, да.. В стол пишу, что делать...

За какие такие грехи
Мы повисли у земли на краю?
Уж-то за мои злые стихи,
Коим не место в голом раю?
Ведь жили мы на юге самом,
Да вот уж север, дальше лед,
На кой нам жизнь тихим сапом,
Пусть перелет, чем недолет.
Не мы выбирали, а нас - на авось,
Нас сурово погладил неласковый край,
И то, что из ада убежать удалось,
Еще не значит, что попали в рай.
Да уж, горек хлеб чужбины,
Да уж, никто не ждал, не звал,
На родине нас так уж били,
Что домом стал судебный зал,
Не нам ли теперь друг друга радовать,
Когда ж, черт возьми, коль не теперь?
Меня у тебя одолжили богатого,
Нищего, с долгами, вернули тебе.

Ну и последнее - "Стокгольм", это написано в этом году, в марте:

Тут и Куклачев с кошками,
И Моисеев с крошками,
Тут и Путин с мощной свитой,
И матросик с мордой битой,
И проездом, на Готланд, Битов,
И новый русский с тыквой бритой.
Задорнов, Жванецкий, Шифрин,
Кого только не заносит, блин.
И челноки тут всех мастей
Ищут мясо без костей,
Кто транзитом, кто напрямик,
Все проездом, все на миг.
Наплыв туристов, как в Хиву...
А я, здрасьте, тут живу.