Вот и кончены скитанья, смолкли ветра дуновенья, Дремлют лодки, успокоясь на песчаных берегах, Вот дрожат постыдно руки от малейшего волненья, Вот и слёзы закипели на измученных глазах. По морям Надежды плавал, по морям Мечты великой Я испытанным матросом на кораблике Любви. Из цветов тебя я выбрал, из цветов тысячеликих, Воспевал тысячекратно, призывая: «Позови!». А затем девятым валом паруса мои сорвало И осталось по обломку вёсел в каждом кулаке. Твоему большому счастью горе чтоб не помешало, Я бесплатным приложеньем затаился в уголке. Я сижу ненужным гостем, сорвало мой гордый вымпел, Тамада наносит тостом мне удар под самый дых И меня со всеми вместе он зовёт нахально выпить За любовь и за согласье, и за счастье молодых. Я не вынесу удара, ниже пояса удара, Я открыл тебя, как земли, открывает мореход. Получилось – недостоин, получилось – мы не пара, И кощунственное «Горько!» гость подвыпивший орёт. Словно море, расширяясь, встала рюмка между нами – Ты на том, а я на этом, на безлюдном берегу. О своей погибшей лодке, опрокинутой штормами, Я не буду больше плакать, впрочем, ежели смогу. Удержаться б в горле комом, голос криком не сорвать бы, Вспоминаю, где неверно были выбраны пути. Я сижу на горькой свадьбе, на твоей постылой свадьбе В состоянье невесомом – ни остаться, ни уйти. …Если в лес уйдёт подранок, рвёт траву стрелок зубами, На растеньях неповинных он свою срывает злость… Ты в тревоге и волненье мечешь молнии глазами… Ты не бойся. Я не пьяный. Я на свадьбе – лишний гость.
Ширали Нурмурадов Перевод с туркменского. Журнал «Студенческий меридиан», №11, ноябрь, 1982 г.
Дворцы да пятизвездные отели - Говорят, мой город нынче не узнать. Быстро ж, однако, разбогатели «Слуги народа», язви их в душу мать!
Стали коммунисты «демократами», И ту же красную линию гнут. И не видно пальцев под каратами, И та же политика – пряник и кнут.
Столицу наряжают как невесту... «Любит... Не любит...» Летят лепестки. Инакомыслящим здесь не место: В глушь их! В степь их! А лучше – в пески!
Страна как из трех комнат квартира: Кладбище, психбольница да тюрьма. На глазах у равнодушного мира Лет десять, как идет эта кутерьма.
В стране царствуют нищета и голод, да кровавый свирепствует режим. ... Не узнать, говорят, нынче мой город. Может быть... Поглядим... Но вновь не побежим!
Мы узнаем по проволокам колючим, По вечному скрипу тюремных ворот, Где вперемежку с баландой вонючей Наружу - одиночки, а вовнутрь - народ.
Богов поделили. Мне достался Аллах. И его потерял, покинув отчий дом... Лишь песни звучат на разных языках, Плачут все люди – на одном.
ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ
Если пустить людей в Божью обитель, И Господь с лиц их все маски сорвет... Чтоб человек – да вы что – чёрта обидел?! Он скорей ангелу крылья оторвет.
«СКАЖИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, КАК ПОПАСТЬ В РАЙ?..»
Шучу. Я в Рай не прошусь. Туда не просятся. Туда просят. Я и Ада, черт возьми, не боюсь, Где тебя до котла на руках носят.
Грехов за душой, что шлюх на Тверской – И в одиночку, и пачками. Чтоб заметили нас в толпе людской, Мы сами себя исступленно пачкали.
Кому надо – отмоют, кому надо – оближут, Если что, нас можно и свинцом прошить! То ли Земля выше, то ли Небо ниже... Говорят, Луну старую Бог на звезды крошит.
Бог один. Он един. Его можно понять, Да только Он не поймет, что тут натворил! Катком по судьбе – не бока помять, Сто чертей на себя я сам натравил!
...Стонем поодиночке; бьем в ладоши гурьбой, Кто-то себя осрамил, чтоб другого ославить... Посмеёмся над собой; поплачем над судьбой, И оставим Бога в покое. Как он нас оставил.
МАТЕРИ
Меня по-русски-то не понимала, Нынче и его на шведский поменял... Вчера ты мне приснилась, мама, Но бесконвойного – не узнала – меня.
И понял я – ничего тут странного: Как Родина с тобой, - так и мать. ...А родной язык изучай хоть заново: Как рот открываю, - так и мат.
Шах! И мат.
НЕ СПОРЬТЕ...
Вам знакомо чувство, когда близкого человека земле предав, не хочется с кладбища уйти, а, как верный хозяину пёс, с могилой рядышком прилечь, и занять место, чтобы туда не положили кого-нибудь другого?
А в земле всегда-то места больше, чем на земле.
Не спорьте, если не хотите выглядеть еще умнее.
ЭКСПЕРИМЕНТ
Я сегодня сознательно напился, чтобы убедить себя, что – допился. Первое, как всегда, удалось. Второе – ну, никак.
ГОВОРЯТ, ЧТО...
Всему своё время – верно подмечено. Но разве я не то жду? Али время не то? Говорят, что утро мудренее вечера, да вот ждать до утра не желает никто.
ПАРУ СТРОК О МОСКВЕ
Не верила долго чужим слезам. Теперь не верит своим глазам.
ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ
есть такое растение которое называется перекати-поле но когда оно становится перекати-полем то перестает называться растением ты люби меня люби как хочешь и сколько хочешь но не требуй от меня того же с требованиями в соседний кабинет не ко мне меня можно убить просьбой и оживить потребовав что-то меня уже понесло по свету и быть может дальше унесет все-таки лучше пусть понесет чем понесут вихрь штука странная бывает покружит-поиграет и обратно занесет уже поседевшего не раз посидевшего себя вконец разлюбившего тебя наконец полюбившего
Кто-то шагает по ней, держа над головою факел, Кто-то крадется, зажав в ладони горстку золы. Кто держит оружие - с намереньями благими, Кто с черною мыслью несет охапку цветов.
Ашгабат, 1980
МЕТАМОРФОЗЫ (подстрочный перевод автора)
Ты пришла - эту землю стало не узнать. Ты пришла - я гением не сделался едва. Ты пришла - так легко стало на душе, что всполошился не на шутку: что за Рай такой, коль так просто попасть? Ты осенью пришла, когда матушка-Земля наполнила подол себе мокрый опавшею грустной листвой. ... Дали ордер нам с тобою от квартиры в Раю. На радостях про ключи забыли, вот уж поистине, не пустили грехи. И вот стоим - вроде бы рядом, а дальше - не бывает. Так насюсюкались, так начирикались, что на прощанье не осталось слов. Мы расстаемся тихо, молча, как расстаются тело и душа. Что за сила, что свела нас, да связать напрочь не смогла? То не могли друг на друга наглядеться, в глаза не можем теперь взглянуть. То не было сил, чтоб разъединить нас, теперь нет сил, чтобы удержать. Всю радость с собою уносишь, ничего, я сильней, оставь мне печаль. Счастье двоих - не имущество общее, его не разделишь пополам.
Улыбка радости - не в паспорте штамп, чтоб стереть ее, не нужен нарсуд*. Не потому мне больно, что грустно, а потому, что и тебе не веселей. ... Наверное, лишь матери так сильно грустили, единственного сына провожая на фронт. А мы и в бой не идем, и не провожаем, мы - герои в постели, дезертиры в любви... Эти звезды ночные, эти звездные ночи, эти люди, город, улицы, дома - разделяют меж собой то, что мне не досталось, разделяют любовь мою. И схоронят в себе. А я уйду. Пойду по белу свету, уйду, как Лир от трона, из твоей судьбы... Не потому мне больно, что не сложилась песня, а потому, что другой - не сложить.
Москва, 1982
* Нарсуд - народный суд
НЕДОРАЗУМЕНИЕ (подстрочный перевод автора)
Наступил час такой - я остался один. Не оказалось рядом ни близких, ни друзей. Задвинул я шторы, захлопнул окно. И вырвался вопль истошный из груди моей.
Так закричал я, Боже, кусая подушку! Так, что сам оглох от бешеного крика. Прохожие за окном сновали как прежде, Ни один не услышал. Никто не пришел.
Обзвонил всех многочисленных друзей: у кого-то дела срочные, кого-то дома нет. Словно собачка, брошенная в горящем доме, очумевшее сердце заметалось в груди.
Я снова закричал, повернувшись к окну: Ну неужели никому нет дела до меня?! ... И услышал чей-то недовольный голос: "Гляди, там кто-то бесится с жиру..."
Ашгабат, 1985
* * * (подстрочный перевод автора)
Если одна твоя улыбка, одно слово, взгляд один могут кого-то осчастливить; если кто-то, услышав твое "нет", лохмотья дервиша напялив на себя, может уйти в горы иль пески; если кто-то, лишь взглянув на тебя, излечиться может от болезни вмиг; если кто-то в тяжелую минуту обратится не к Богу, а шепнет твое имя; если кто-то на дыханьи последнем, как погибающий от жажды путник, доползет до тебя...
если ты и после всего этого сможешь уйти, отрезав "нет", - ты очень долго проживешь, боготворя и любя себя. И, схватившись за сердце, ты никогда не упадешь. Счастье в любви - слепой жребий, выигрыш выпадает лишь раз. Ты, может, даже не поседеешь... Но никто тебе никогда не ответит: Ради чего ты жила? Для кого?
Ашгабат, 1985
ЮБИЛЕЙНОЕ
Можешь писать письма по всем земным адресам, но без адреса - обратного - своего. Можешь пролетать над крышами всех земных городов, собственную не имея над собой. Можешь стучать во все двери земные, но своим ключом не открыть тебе ни одной. Можешь грустить о смерти, но чуть-чуть, не сильно, поскольку жизнь тебя особо не радует.
Все равно где нибудь тебя в землю положат, и тогда... Вот тогда вся она будет твоя.
... А на каком языке, чьими буквами будет молчать о тебе могильная плита?
Стокгольм, вилла Бергсхуддан, 06.12.1995
НЕ ЦАРЬ, НО ЭДИП
Наемные насильники обесчестили мою Родину-мать. И такие пошли выродки, что самой ей не узнать. Дебилы. Манкурты. Черви, копошащиеся в земле. Сам Эдип был выкормлен все в том же Кремле, - откуда в масках, с топорами расползались палачи, озираясь по сторонам, аки тать в ночи, - урвать, забрать, отнять, запретить, наказать, не пущать, напужать, отказать, не давать... Держа в одной руке пряник, другой - поигрывая кнутом, в санитары себя превратили, а страну - в дурдом. Но санитар ведь не врач, он страшнее больного! Бьет, как прожектор, в глаз блеск наручника стального. Пряники кончились. Лишь кнут, как пуля, свищет! Туркмен уже не правды - кусочка хлеба ищет. Но народ мой терпелив, он МОЛЧИТ РЕШИТЕЛЬНО. Он в рубашке родился. В рубашке смирительной.
Стокгольм, 12.12.1995
ОБЫВАТЕЛЬ ЗАДУМАЛСЯ!
Придавила власть к земле. Стал я ниже ростом. Мне душу вывернув, надели, как берет. В собственном доме превратили в гостя. Пришел в гостиницу. Прогнали: "Мест нет!"
Стокгольм, 12.12.1995
Дерзкое дополнение к В.И.Далю
"Жена в жизни мила лишь дважды бывает: Когда войдет невестой; когда к Богу уйдет". ... Рыба только на суше рот открывает, Женщина лишь под водой закрывает рот.
Стокгольм, 12.12.1995
АПТЕКА ЗАКРЫТА...
Дюже пугаясь небесного царства, ну а земные пытаясь сокрушить, от сердца глотаем разные лекарства... Но не бывает таблеток от... души.
Стокгольм, 12.12.1995
СКРЫТОЕ НАБЛЮДЕНИЕ
Богов поделили. Мне достался Аллах. И его потерял, покинув отчий дом... Лишь песни звучат на разных языках, Плачут все люди на одном.
Стокгольм, 12.12.1995
Богу - шепотом. Нет - про себя.
Долго искал бумагу. Ручку - дольше вдвойне. Сел и жду. Напрасно. Ни Пегаса. Ни Музы... В другой раз ничего не суй в руки мне, Избавь - Ты же можешь! - от этой обузы.
Стокгольм, 12.12.1995
СЛЮССЕН. КАФЕ "СТРЕММЕН"
На головке - каскады Ниагары, В глазах - что там искры! - фейерверк! Как выдерживают эти изящные ушки пару чуть ли не церковных колоколов? Видно, как струится красное вино сквозь матовую, лебединую шейку, едва ли от которой ноги не росли.
Я тебя глазами, наверно, пожирал, поскольку нетронутой осталась тарелка. Ты встаешь, улыбаешься, так плавно, как в честь победителя поднимают флаг. И говоришь мне: "Оденьте меня, пожалуйста, - мне надо пойти и позвонить". А я ни хре... Извини, ничего не понимаю, как дурак на заборе, счастливый сижу! Зачем-то киваю, благодарю за что-то, мог бы и улыбнуться, да зубы не все...
Все испортил ненавистный телефон! Ты вернулась другая. Может, это не ты? Злого обидчика увидеть захотелось: то ль сказать "спасибо", то ли морду набить. Теперь ты так сидела... Нет, тебя уже не было... Ненавижу бармена с его исправным телефоном!
... Плетусь домой, - к вечному глупому вопросу: "Почему так поздно? Где ты был?" Где был - не важно. Но - почему так поздно? Вопрос-то, согласитесь, не так уж и глуп.
Стокгольм, 13.12.1995
ВНОВЬ В "СТРЕММЕНЕ", ТЕПЕРЬ УЖЕ С ХОКАНОМ
Страшно, когда чьи-то останки валяются в болотной траве. Страшно, когда в городе танки, и дубинка пляшет по голове.
Страшно, когда мужчина жалок, А женщина-гладиатор рвется на ринг. Когда в кювете Эпохи пылится держава, как слетевший в пьяной драке парик.
Страшно, когда по телу дочери нежно - ботинками! - гладит ОМОН. Страшно, когда за хлебом очередь, а на светских тусовках жиреет бомонд.
Страшно, когда вверх взмывают палки, ну а власть ныряет головою в песок. Когда люди, как крысы, ищут на свалке демократию - ну хотя бы кусок!
... Другу моему, шведу, понять все это сложно, он кричит, позабыв, что мы тут не вдвоем: "Но ведь так жить страшно! Так жить невозможно!" Милый мой, а кто тебе сказал, что мы - живем?!
Стокгольм, 18.12.1995
СОВЕТ ПОЛИГЛОТУ
говори говори на чужом языке на любом но пой пой только на своем не понявший быть может захохочет кто поймет тот заплакать захочет матерись на своем подерись на чужом руби круши на своем люби на любом чужом но только не ври и не проси ни на каком
Стокгольм, 21.12.1995
ДЕПРЕССИЯ - ДИТЯ РЕПРЕССИИ?
Распихивая друг друга локтями, (чтобы втиснуться в слова), буквы ложатся на бумагу неуклюжие, тяжело, как проклятья на невинную голову. Боже, как трудно писать! Голова ушла в бессрочную забастовку. Только желудок никак не объявит голодовку. Чем отличаются руки от ног, если в них не скрипит перо и начисто стерта линия жизни? Душа спокойна, как женщина после родов. Но очень трудно писать. От долгого молчанья ржавеет голос, и покрывается трещинами, как азиатские солончаки, заскучавшие по конским копытам. Тема для поэзии неисчерпаема! Но стихов больше, чем тем, но поэтов больше, чем стихов. О, если бы всем им было так трудно писать! ...Женщинам все так же трудно рожать, особенно - Поэтов.
Стокгольм, 27.12.1995
* * *
я приготовил слова какими буду тебя встречать я отрепетировал вопли какие исторгну при встрече с тобой я припрятал деньги что останутся даже после того как кончится бензин у такси я и ложе царское постелил правда сам пока лежу рядом на полу дело осталось за самым малым вот еще бы и тебя встретить
Стокгольм, 05.01.1996
* * *
Жизнь потерпела катастрофу. И годы лежат - вдоль линии судьбы - как опрокинутые вагоны. Уцелевших нет. Да и жертв что-то не видать. Наверное, я поехал не туда.
Стокгольм, 05.01.1996
* * *
Если на том конце провода быстро сняли трубку, - это еще не значит, что ждали вашего звонка. Не орите, пожалуйста, в трубку. И, ради Бога, не скулите: там, быть может, ребенок родился, или, не дай Бог, покойник лежит.
В кабаке ли сижу – за бокалом пива, В гамаке ли лежу – у морского залива, - Следит за мной Рок верно и игриво.
Обнимаю ли женщин, иль только подушку… Будто ливень хлещет, да на всю катушку! Тут же Рок из-за угла направляет пушку.
По ночам ли, по утрам, - в час свиданий с Музой, Остаюсь я «сам на сам» с единственной обузой, - Рок крадется как беда. Как римлянин – к Сиракузам.
И мысли, что шли гурьбой – врассырную! Веером! Рок охотился за мной, С вечным криком: «Бей его!» На себе ли его тащу? Иль ношу в себе его?
04.06.1999, Стокгольм
ДОРОГА НОМЕР E - 6
Норвегия летом – что Мисс Природа! Безо всяких мучений при родах
появилась на свет красота тут, по праву закрепив за собой статус.
Не передать ни пером, ни словом, Как воздух отдает сочным пловом.
Закон с фаворе. Обман не мыслим. В буквальном и переносном смысле.
Дорогая страна. Цены - Эверест! Нет грязных интриг – на трон кому сесть?
Всяк тут сам себе Человек и Бог. Лишь викинга красит изобилия рог!
...Но стране чуточку наносит урон – при въезде в столицу дыенадцать крон.
Закон в фаворе. Страна в поборе. Факт вопиющ, как мат на заборе.
Такое вот древо – не в крону, а в корень: Сначала денежки. Уж потом – «велкоммен».
26.05.1999, Лиллехаммер, Норвегия.
ПОЖИЛОМУ ИРАНЦУ ИЗ ГЕТЕБОРГА
Вот и надулись надменно губки. И прорезались новые зубки.
А вот коготочки вылезли враз. До прежних разрезов сузился глаз.
И челюсть задралась выше макушки. Своего гнезда нет у кукушки!
Позабыв первый на чужбине день, Чужую кепку надев набекрень,
Отправился в свет, чтоб утверждаться… Плыть против потока – век не сливаться?!
С чужого плеса – не жмет ли пиджак? Хвост у чужого пса должен быть поджат!
А если ты можешь напиваться до рвоты, А если ты можешь травить анекдоты,
если ты можешь горланить песни, если сон крепок, сны интересны –
то живи, утверждаясь, ради Бога! Что тебе церковь, мечеть, синагога?
Пей. Пой… Гуляй, обшарпанный хрыч. Лишь о доле своей – «горькой» - не хныч.
У лжи ведь глаза играют в прятки: Выслушают – да. Поверят – вряд ли.
25.05.1999, Лиллехаммер, Норвегия.
ОБЛОМ
Ну да, наказуема мужская глупость. Но женская – поощряема. Что за чушь? Давно ли мужчину красила грубость? Теперь ли женщину украшает муж?
Верность всем дорога. Это я приемлю. Аж жизнью платят за верность порой. Коль наемник воюет за чужую землю, То дезертир из кустов выходит, как герой.
С разных материков, друг другу навстречу, Нас судьбина гнала – пинками под зад. И столкнула лбами. Но в этот вечер… Мой рывок. Твой свисток – офсайд.
Ах, какой бы ни была планида скверной, Невозможно себя представить дураком! …Ты вернулась домой вся чистая и верная, А встретили тебя все с тем же кулаком.
Кому и солнца мало, кому и свечка в радость. А то и вовсе без света обходятся кроты. …Я казню себя за вечную слабость. За минутную стойкость казнишь себя ты.
За поворотом моей судьбы ты возникла внезапно: красивая, лёгкая и воздушная вся, как белая церковь на холме... Мне бы рухнуть на колени, да негоже пачкать землю; мне бы перекреститься, да вера не та. Я снял обувь у порога, и в храм на цыпочках вошёл, как входят утром в детскую спальню. И встал к алтарю нетерпеливо, как херувим - в очередь - за крыльями. И стал молиться... Но то ли в молитве слова перепутал, то ли перепутал вовсе молитвы, то ль на чужом молился языке - Ты ещё выше поднялась, и провела мудрой рукой по беспутной моей голове, и сказала: "Сын мой, не тому ты богу молился".
